«Пока не найду способ убраться с этой планеты придётся вжиться в роль жуткого демона, пожирающего юных особей женского пола» - констатировал Персон.
Эта перспектива не очень-то прельщала его, однако давала явные преимущества. Во-первых, явное признание его авторитета – он был одновременно и свирепым чудищем и единственным защитником от природных катаклизмов. Поэтому его, имея такую возможность, ни разу не попытались убить (разговор шамана и Варины на эту тему Персон не слышал).
Во-вторых, как божеству, ему полагались некоторые привилегии – его поселили в самой просторной хижине в деревне, которая по стечению обстоятельств принадлежала молодой вдове, которая собственно и нашла его в джунглях и обезвредила первым же выстрелом парализующего дротика.
И, в-третьих, кроме опасливого уважения он успел у кое-кого снискать уважение даже неопасливое, а вполне дружественное, располагающее к общению.
В первую очередь, это был сынишка Варины – Логл. Тот с самого начала проникся доверием к грозесианину – ведь он, в конце концов, не девственница, никогда ею не будет, а потому что ему опасаться какого-то Клухлу?
В благодарность Персон катал пацанёнка на плечах. Тот с огромной высоты кричал матери:
- Смотри, я почти могу дотянуться до Гаанги! – и тянул при этом свои тонкие ручонки к зениту, заливаясь счастливым смехом.
Варина не одобряла подобные проказы, однако и особо не препятствовала – лишь время от времени отрывалась от свой привычной работы (что-то толкла в ступе, готовя очередное съедобное, или, напротив, несъедобное варево, либо мастерила очередное колюще-режущее оружие), что бы взглянуть на сына – всё ли в порядке, не навернулся ли с такой верхотуры.
Персон рассказывал Логлу сказки, которые слышал ещё в детстве от своей матери – про Колобка и Красную Беретку. Логл в ответ рассказывал очень поучительные легенды нгаа.
Как-то Персон поинтересовался у мальчика, указывая в сторону вулкана:
- Как называется эта гора?
Мальчик удивлённо воззрился на него:
- Клухлу.
«Мог бы и сам догадаться, - подумал грозесианин, - То ли вулкан назвали в честь охраняющего его демона, толи демона в честь горы, в которой он и живёт».
Шаман Эсимон также общался с Персоном спокойно и даже в охотку – всё пытался выведать подробности жизни в чреве вулкана. Персон рассказывал о рубке корабля и кают-компании, об устройстве двигателя и гальюна. Эсимон при этом важно кивал головой и говорил время от времени: «Да, да, я так и думал…»
В свои «хоромы» Персон старался заходить только для ночлега – всё же ему было там тесно – заползать приходилось чуть ли не на четвереньках (довольно унизительное зрелище), а разогнуть спину внутри и вообще невозможно. Топчан он починил в первый же день своей свободы, и теперь на нём спала Варина с сыном. Его же место было у дверей на коврике.
Он узнала, что Варина – вдова бывшего вождя, оттого и имела самый богатый дом в деревне. Вождь погиб страшной и в то же время довольно глупой смертью – не на поле боя, не на охоте, не отравленный завистниками, в конце концов, – такая смерть считается достойной его статуса. Но во время купания он был укушен ядовитой рыбой-гнилушкой, и умер в страшных мучениях в течение нескольких дней, сгнив заживо.
Так как сын вождя ещё очень мал, а других родственников у него не было, его титул по наследству перешёл к брату Варины – Варану. Если прежнего вождя племя уважало, то к Варану их отношение было неоднозначным. Варан единственный из деревни бывал в городе, и, говорят, видел саму ослепительную царицу клана нгаа-ри Истээру (хотя в это мало кто верил). Из города он привёз себе жену – нгаа-ву. Вот за это-то отступничество соплеменники нгаа-ри и относились к своему вождю с некоторым мало скрываемым пренебрежением, если не сказать - презрением.
Жена Варана Сильга сильно выделялась среди прочих женщин деревни: была гораздо ниже ростом, крепко сбитая, с весьма пышными формами. Все нгаа имели нежно лиловый блестящий цвет кожи, но с различными оттенками. У Сильги, у единственной в деревне, этот оттенок был тёмно-бордовым, что и являлось признаком её принадлежности к нгаа-ва.
У Варины, её сына Логла и Варана оттенок был голубым, почти сиреневым.
Оттенок шамана был ярко золотистым, и как позже узнал Персон – являлся просто признаком его почтенного возраста.
Все половозрелые мужчины нгаа носили длинную косу или хвост – клют. От людей их отличал не только цвет кожи, но также странное чешуйчатое строение бровей, которые очень различались по длине, иногда имея весьма впечатляющие размеры.
Все взрослые нгаа, не обременяя себя одеждой, однако, очень любили украшать своё тело замысловатыми татуировками. Персон часто ловил себя на том, что заворожено следит взглядом за движением вытатуированного растения-вьюна, который полз по телу Варины, извиваясь и отпуская отростки с синими и алыми бутонами, начинаясь где-то среди волос на затылке, спускался по шее к левому плечу, затем огибал левую грудь, опускался в ложбинку меж грудей, далее огибал пупок и уползал под скир-вах. Здесь Персон всегда отводил взгляд…
Как-то он стал невольным и незамеченным свидетелем разговора Эсимона и Варины:
- Варина, пора тебе уже снять траур по Глоглу – прошел уже Сезон Золотой Луны, идёт к исходу Сезон Розовой Луны. Все приличия соблюдены. Ты сильная женщина, но растить ребёнка в одиночку всё же очень трудно (а я вижу, что тебе трудно). Ты ещё молода и должна, как велят обычаи наших предков, сменить скир-вах на скир-ху и искать себе нового мужа. Ведь не уродка же ты! И выбор есть! Да хоть тот же Фрон с тебя глаз не сводит.
«Фрон, Фрон…» - лихорадочно стал вспоминать Персон, и не без труда вспомнил долговязого совсем ещё молодого парня.
- У Фрона ещё молоко на губах не обсохло, что бы жениться, – через силу выдавила Варина.
Шаман всплеснул руками:
- Ну, посмотрите на неё! Да сама ли многим старше этого Фрона?! Мало, что успела дитё родить!
- У меня был и будет единственный муж – Глогл его имя, и Логл его сын, – сказала, как отрезала. На том и завершился неприятный для Варины разговор…
Понимая, что его огромный организм и его потребности довольно обременительны для жителей деревни, Персон пытался, как мог, помочь их тяжелому быту.
Он соорудил автоматический «журавль» у деревенского колодца, смастерил несколько примитивных стиральных машин с возможностью отжима. Показал, каким может быть полезным «свисток» у чайника. Для детей делал свистульки и самокаты. Но сколько не просили, он не пытался усовершенствовать их оружие – говорил, что он этого не знает, не понимает и не умеет.
«Рано или поздно до этого они и своим умом дойдут – дурное дело не хитрое… Но я к этому прогрессу иметь отношения не буду.»
"Оружие - это ни есть хорошо. Им рано ещё узнавать об этом. Мы уже настрадались от своего прогресса. И даже если я им помогу кто даст мне гарантии, что они не изобретут после этого кавтоматы или узнают о ядерном синтезе... Нет, уж лучше пока путь не знают об этом." (редакция Миксана)
Он ежедневно ходил в джунгли на охоту, но не с прочими мужчинами, а в одиночку (не следует им раскрывать все свои возможности), и никогда не возвращался без добычи. А потому очень быстро завоевал уважение среди мужчин.
Женщины всё же его сторонились, не смотря на значительное облегчение их труда – как-никак он был любителем бабьего мясца. Все из них когда-то были девственницами, и в детстве и отрочестве их пугали страшилками о кровожадном чудовище Клухлу, который таскал к себе непослушных своенравных девок, жарил их там на вулканической жаровне и затем поедал их смакуя и причмокивая. Поэтому когда они сталкивались с взглядом грозесианина, им всегда чудился в нём сдерживаемый голод.
Так проходили дни…